Переломный момент
В жизни каждого человека бывает переломный момент, когда он испытывает потрясение. Со мной это произошло в пятнадцать с небольшим лет. В моих руках оказалось одно письмо. Пришло оно известно кому — то ли мне, то ли моему станку — судите по адресу, написанному на треугольничке: «Рабочему, работающему во втором ряду на третьем станке справа». Вот этим «рабочим, работающим во втором ряду на третьем станке справа», и был я. «Дорогой товарищ! Пишет тебе бывший токарь нашего завода Тарнов Сергей Кузьмич. Ныне я стрелок разведроты. Пишу тебе, потому как родных у меня теперь не осталось. И жена и дочь Валентина погибли там, у нас, в Москве, во время бомбежки. А работал я как раз на том станке, за которым ты стоишь. Не знаю, молодой ты или уже в возрасте, а может быть, и вообще женщина. Мне ты в Москве вроде бы за родного человека. Сам понимаешь, другим из дому пишут, а мне и ждать письма неоткуда. Нахожусь я под тем самым городом, о котором все сейчас говорят. Сам понимаешь где. Отступили. Виноваты, конечно, да только жал он (фашист. — Н. Ч.) уж больно напористо. Все резервы подтянул. Но теперь мы стоим и стоять будем насмерть. Это тебе мое слово.
Я так располагаю, что вы сейчас выпускаете военную продукцию. Она нам очень необходима. И в первую очередь танки. Танки, понятно, на нашей производственной базе освоить трудно, но оборудование, вооружение, вполне уверен, вы делаете. Так вот, дорогой товарищ, знаю, нелегко там вам приходится, только нам похуже. Не врагу — другу пишу и скажу прямо, держаться держимся, но, что называется, на последней жилочке. За спиною… (вычеркнуто военной цензурой. Я был убежден, что это о Волге, о Сталинграде. — Н. Ч,), а за ней, наш солдат говорит, земли для нас нет. Все здесь ляжем, а на тот берег не отступим. У нас тут такое творится! Как кроты среди битого кирпича ползаем. Сейчас немного притихло. Вот и решил написать. А по правде говоря, с чего? Здесь, в разбитом цехе ДИП-200 (это до войны станки такие выпускались, ДИП расшифровывалось так: «догнать и перегнать» Запад в техническом отношении) увиде Поглядел, словно родственника встретил. Дай, думаю, напишу. Да, кстати, посоветовать кое-что хочу… Станок наш старый. За ним особый присмотр нужен. Обрати внимание на фрикцион. Тянет он, знаешь, слабо. Поэтому резко не переключай. Также смотри за ручкой при переключении большой скорости. Я знаю, что с народом у вас там тоже сейчас туго. Старайся без слесарей обходиться, налаживай. Теперь за двоих работать надо. Напиши, друг, кто ты есть, как работаешь, что нового на заводе».
За того парня
Вот такое пришло письмо. Оно-то меня и потрясло: писалось ведь под пулями! А солдат не о смерти думал — о жизни! Меня как раз в те дни принимали в комсомол. И я постарался отличиться: в день заседания комсомольского бюро дал 500 процентов нормы. Написал об этом Тарнову. Получил ответ: «Уважаемый Николай, дорогой друг!» Начал читать и тревожно екнуло сердце — почерк не тот! Политрук разведроты написал, что солдат Тарнов пал смертью храбрых во время контратаки, похоронен во дворе механического завода и посмертно награжден орденом Отечественной войны первой степени.
Заводской человек, труженик. И похоронен во дворе заводском. «Умирая, — писал политрук, — солдат Тарнов уничтожил двух гитлеровцев. Мы гордимся солдатом Тарновым, который сражался за двоих, и вами, который, как мы узнали из вашего письма, работает за пятерых. Теперь же вам надо стоять на посту и за него, и за себя».
Тогда не было еще песни «За того парня», но мы старались работать и за себя, и за тех парней, которые были на фронте.
В тот день я выполнил семь норм: и за себя, и за погибшего Тарнова, и за тех, кто был там.
Так было. Я вмиг понял Тарнова. Жил человек, жил заводом, трудом. С завода он ушел на другую работу, работа у него стала солдатская. Он знал, что солдатское ремесло не вечное. Что придет победа и он снова, если останется жив, вернется на родной завод имени Серго Орджоникидзе, встанет за свой станок, что во втором ряду третий справа.
Из книги «Колька … Николай. Николай Сергеевич ! Воспоминания о Н.С. Чикиреве»